– Сеньор… песос… кьеро… дондэ?..
Чилиец с таким высокомерным превосходством окинул меня уничижающим, насколько позволял его низкий рост, взглядом!
– Кьерес камбиар доларес? – вопрошал служащий аэропорта.
Я продолжал бестолково жестикулировать и размахивать долларами. Латинос покровительственным жестом указал мне вперёд:
– Бамос конмиго.
Сто моих долларов быстро перекочевали в хваткую ладонь провожатого. Мы подошли к какой-то стойке с окошечком. Мой покровитель обычной в этих краях скороговоркой темпераментно перекинулся с сидящим по другую сторону, указывая на меня. Клерк с хитрой ухмылкой порылся где-то под стойкой со своей стороны, вытащил несколько измусоленных бумажек, небрежно разгладил их, сосчитал, добавил к ним из кармана ещё одну и всё это протянул в окошко. Первый латинос быстро пересчитал полученное, что-то недовольно буркнул в направлении окошка и, протягивая мне местные деньги, азартно затараторил:
– Не хотел бы сеньор отблагодарить меня за причиненное беспокойство?
Он настолько выразительно объяснял свои домогательства, что совсем не требовался словарик, чтоб понять его. Совершенно не владея обстановкой, словно пребывая в некой виртуальной реальности, я всё же сообразил, что не знаю сколько здесь всё стоит, какова цена местной валюты и какие дают чаевые. Широким жестом я показал, мол, возьми себе сколько надо. Латинос удовлетворённо протянул мне несколько красноватых и зеленоватых купюр, а в его карман перекочевала одна синяя. Тут же его смуглая физиономия приняла удовлетворённое выражение, и я понял, что на мне только что хорошо наварились. Делать было нечего, и я решил уж использовать его услужливость до конца. Протянул ему листок со схемой и адресом русской церкви. Новый знакомый с равнодушным видом рассмотрел листок и подвёл меня к такси, с потухшим интересом объяснился с водителем, указывая через плечо на меня и произнося презрительно при этом слово «гринго». Теперь, словно эстафетная палочка, весь интерес относительно меня перекочевал к таксисту. Тот услужливо перехватил багаж, распахнул передо мной дверцу своего авто…
***
Русская церковь находилась в одном из респектабельных центральных районов Сантьяго – на авениде Голландия. Но в будние дни церковь была закрыта для посетителей. За высокой кованной металлической оградой виднелся довольно просторный чистенький дворик с ухоженной пышной растительностью и дорожками, мощёнными ажурной каменной плиткой. Эффектно на этом фоне смотрелись несколько русских березок, необычно сочетающих свой северный колорит с местной флорой. Сама русская церковь на фоне чилийских монументальных внушительных и солидных католических соборов – выглядела совсем игрушечной. Но от её известковой побелки, ортодоксальных крестов на резных деревянных маковках миниатюрных куполов веяло близким и родным, а также, умиротворением и покоем. Это меня, как-то, вдохновило, я почувствовал вдруг как внутри мгновенно спало напряжение туго накрученной пружины. В глуби двора за зданием церквушки располагались небольшие бытовые постройки из серого кирпича. К ним вела отдельная дорожка, начинающаяся от проделанной с другой стороны ограды калитки. К этой калитке я и направился, ибо на парадных воротах висел на цепи внушительного вида замок.
Калитка была заперта, но сбоку от неё висел шнурок с табличкой «TIMBRE» и другой конец шнурка был прикреплён к небольшому медному колокольчику, висящему над ближайшим окном жилого здания. С душевным трепетом я нерешительно подёргал за шнурок. В глуби двора раздалось жалобное дзеньканье и я стал терпеливо ждать, нервозно выплывая из затапливающих меня теплых чувств.
Появилась крашеная блондинка, тощая и заспанная, с толстым флегматичным и тоже заспанным годовалым малышом на руках.
– Кэ кьере устэ? – равнодушно спросила блондинка из-за калитки.
– Я русский. Вы говорите, должно быть, по-русски?
– Естественно. Так что вы хотите? – повторила крашеная свой вопрос на родном языке.
– Я только что приехал из России и мне хотелось бы встретиться со священником. Вы можете помочь мне в этом?
– Батюшка будет здесь только в воскресенье и по окончании службы он примет вас. Приходите через три дня.
Тощая говорила со мной совершенно бесцветным голосом и явно не испытывала никакого интереса к назойливому соотечественнику. Ей хотелось поскорее отделаться от меня. Но я-то терял всякую возможность получить столь необходимую в моём трудном
положении помощь. Совсем не улыбалась перспектива трое суток провести неизвестно где на улице, в чужой стране, фактически без средств. И во мне пробудилась решительность.
– Понимаете, у меня нет здесь знакомых, я не знаю испанского языка, да и гостиница мне не по карману по причине крайней ограниченности в средствах, – принялся я втолковывать ей.
– Знаете, я вам ничем не могу помочь, – вяло упорствовала крашеная. – Это ваши проблемы. О чём вы думали, когда ехали сюда?
– Поймите меня правильно, – наседал я, – это единственная моя возможность, я все надежды возлагаю исключительно на церковь. Да у меня батя хоть и нерусский, но ещё его дед принял православие… причём добровольно!.. Да, войдите же, наконец, в моё положение. Я здесь без постороннего участия, может быть, погибну… Вы ведь христианка и милосердие…
– Что вы взываете ко мне, как… Я вовсе не Христос и не творю чудеса. Сказано ведь: ничем не могу помочь!
– Ну хоть с попом мне просто поговорить… Вы можете это устроить?
– Невозможно это до воскресенья, я ведь уже сказала, – начала заметно нервничать тощая. – Батюшка живёт в монастыре, который находится далеко за пределами Сантьяго и приезжает сюда только для церковного богослужения. В воскресенье после литургии он сможет принять вас.
– Но телефон-то у вас есть? – продолжал упорствовать я. – Позвольте мне хоть таким образом поговорить.
– Пойдёмте! – сдалась наконец моему напору оппонентка и нервно забренчала связкой ключей, отпирая калитку. – Я, право, не знаю будет ли отец Вениамин доволен тем, что его побеспокоили в неурочное время.
– У меня нет иного выбора, – пробубнил я себе под нос.
Блондинка провела в небольшую ухоженную комнатушку, где кроме маленького журнального столика и лёгкой кушетки стоял большой цветной телевизор с внушительным видеомагнитофоном и новенький стереофонический музыкальный центр. Поспешно набрала номер и передала мне телефонную трубку. Я с затаённой надеждой мучительно вслушивался в долгие гудки телефонного зуммера. Противоречивые чувства будоражили нутро. Словно на незримых качелях, то вверх вздымало надежду, то она рушилась и обуревало раскаянье: зачем я вверг себя в авантюру?.. никто мне не станет помогать… Отчаянье захватывало душу. Сердце добрым десятком ударов встречало каждый последующий гудок в наушнике.
– Дигаме, пор фавор, – наконец донёсся старческий дребезжащий голос из трубки.
– Здравствуйте… – растерянно поприветствовал я старика.
– Здравствуйте. Кто вы? И что вы хотите?
– Я русский. Только что прибыл из Москвы и мне необходимо с вами встретиться… поговорить…
– Хорошо! В воскресенье приходите в церковь.
– Понимаете, у меня сложная ситуация. Я на последние средства купил билет и прилетел в Чили. С трудом добрался до русской церкви. У меня нет никаких знакомых здесь и, кроме того, я даже не знаю испанского языка. Мне негде переночевать. Помогите, ради Христа, – жалобно причитал я.
Мембрана в трубке на непостижимо долгое время прекратила свои колебания. Продолжительное молчание на другом конце провода убивало всякую хилую надежду на ожидаемое сочувствие. Наконец, снова раздался невыразительный старческий голос и безразличным бесцветным тоном попросил:
– Передайте телефон Ирине.
Дрожащей рукой я исполнил просьбу попа. Ключница предупредительным жестом перехватила трубку и почтительно покивала в неё. Напоследок сказала: «Досвиданья!» и неожиданно дружелюбным тоном пригласила сесть. Внутри стал плавиться лёд – некоторый прогресс в моем дохлом деле наметился, удача тяжёлой пятой наступила на змею безысходности. Ликующие чувства стали заполнять душу. И бесполезно было пенять на преждевременность, надежда накатывалась растущим снежным комом с горы. Я уже почти обожал крашеную свою соотечественницу и её флегматичное чадо, которое за всё время нашей беседы не издало никаких звуков. Признаками жизни, пожалуй, был только неподдельно яркий румянец на выпуклых щёчках толстячка, да равномерное посапывание.
Теперь Ирина проявила ко мне живой нескрываемый интерес. Она с любопытством стала расспрашивать о России, рассказала о себе. Выяснилось, что сама она родом из Омска, но вышла замуж и последние годы жила с мужем в Крыму, в Керчи. Муж инженер, сейчас работает в какой-то эмпресе, производящей электрические приборы для чилийского шахтного производства. У них двое детей – есть ещё девочка восьми лет, которая в настоящее время находится в гостях у друзей. В Чили они уже три года, а до этого два года провели в Аргентине.
